— На всякий случай проверь ещё раз. Лишним не будет. Кстати, что по форме? Я так понимаю, нужно будет дополнительно заказать.

— Для чего? — искренне недоумеваю я. — У каждого сотрудника есть по два комплекта.

— И у тебя? — Глаза Карима спускаются мне на грудь, в то самое место, где три дня назад красовалось кофейное пятно.

Ну какой же он зануда! И всего-то стоило один раз попасться ему на глаза в грязной рубашке.

— У меня тоже есть два комплекта. Показать? — едва сдерживаясь от обиды, уточняю я.

Пусть смотрит, если хочет. Застаревшее томатное пятно было не так-то просто отстирать, но я и хлорный отбеливатель справились.

— Не нужно. Я тебе верю, — чуть заметно усмехается Карим. — Лучше покажи склад.

Пока он оглядывает кладовую и холодильники, мне снова приходится сражаться с собой. Коробит, что Карим так тщательно всё проверяет. Будто хочет сказать: «Нет тебе доверия, Вася». И конечно, он имеет на это право: «Роден» действительно дорогое приобретение, и ещё неизвестно, как бы я себя вела, если бы в один прекрасный день смогла позволить себе такую покупку… Наверное, раздувалась бы от гордости и каждые десять минут дёргала официантов с просьбой принести кофе мне в кабинет… Но всё равно. Может, пора к психологу сходить? Карима я давно вычеркнула из жизни, а чувствую себя так, будто он должен относиться ко мне по-особенному.

— С экскурсией на этом можно закончить, — произносит он, налюбовавшись санузлом в раздевалке. — Замечания запомнила?

Разумеется, я их запомнила. Каждое высечено на нервах клеймом раздражения. Заменить бутылку с мылом на подвесной диспенсер, потому что так гигиеничнее, поменять занавеску в душевой, вычистить вытяжку. ЕщёКариму не понравилась форма уборщиц, и мне нужно будет подыскать что-то новое.

— Запомнила, — буркаю я и вздрагиваю, потому что он снова берёт меня под локоть.

— Тогда пойдём в кабинет.

Когда дверь в бывший кабинет Воронина закрывается, отрезая от нас снующих туда-сюда третьих лиц, меня накрывает очередной приступ нервозности. Здесь тихо, как в гробу, а в воздухе ощущается что-то, чего ощущаться не должно. Личное, вот. Хотя личного между нами уже давно быть не может после всех слов, что Карим мне когда-то наговорил.

Cвоё волнение я, конечно, не выдаю. Передёргиваю плечами и с нарочитой отстранённостью говорю:

— На всякий случай сразу предупреждаю, что в понедельник я делаю отчёт по кухне и у меня не так много времени.

Произнесённое доставляет мне огромное удовольствие. Пусть Карим не думает, что у меня других дел нет, кроме как обсуждать душевые занавески и запах в холодильниках.

— Садись, Вася, — будто не услышав, распоряжается он, занимая бывшее кресло Глеба Андреевича. — Отчёты подождут.

— Вообще-то, отчёты — это одна из моих функций…

— Ты их кому потом сдаёшь? — невежливо перебивает он, приколачивая меня взглядом к полу.

Я машинально обхватываю себя руками и хмурюсь.

— Руководству и бухгалтерии.

— Теперь я твоё руководство, и я тебе говорю, что отчёт подождёт. Садись.

В третий раз за это утро я думаю, какой была дурой, что решила попробовать работать с ним. Не иначе тот тупой испанский сериал про озабоченных подростков свернул мне мозги набекрень. Права была мама. Карим деспот, который будет рад любой возможности скрутить человеческую свободу в бараний рог.

С каменным лицом я сажусь в кресло и, выпрямившись под углом девяносто градусов, смотрю перед собой. Вот ему надо поговорить — пусть говорит. Но заглядывать ему в рот я не буду.

— Хочу обсудить меню и террасу, — с ходу выдаёт Карим.

— У нас нет террасы, — парирую я.

— Будет.

От удивления я перестаю разглядывать рамку сертификата и впиваюсь в его лицо, ища признаки того, что Карим шутит. Полина, которая работает в «Родене» без малого три года, рассказывала, что Воронин за возможность установки уличной террасы кого только ни пытался подкупить, но всё было без толку. А Кариму что, так просто удалось?

— Хочешь сказать, что получил разрешение? — осторожно уточняю я.

Губы Карима трогает лёгкая улыбка.

— Да. Искандер помог. Он сейчас в администрации города работает.

Искандер — это его лучший друг с детства. Хотя на татарина он вообще не похож: Карим смуглый и темноволосый, а Искин — блондин с зелёными глазами. Мне Карим давно объяснял, что татары бывают разными: есть булгаринского типа, как Искандер, а есть как он — с отголосками монгольской расы. Радик, брат Карима, то ли в шутку, то ли всерьёз называл себя потомком Чингисхана.

— Тогда нам надо поторопиться, потому что лето в самом разгаре. Конец мая — это ведь уже лето. Столько всего нужно успеть… Заказать мебель, приборы, скатерти… Возможно, нанять дополнительный персонал… — от восторга слова брызгают из меня как из детского водяного пистолета.

Терраса — это же просто мечта. Просторная, стильная… Минимум столов на десять, с деревянным настилом и белым навесом, с ротанговыми столами и диванчиками, на которых набросаны рыжие парусиновые подушки… Почему рыжие, я не знаю — просто именно так мне представляется идеальная летняя веранда. Вечером будем предлагать посетителям пледы с вышитым логотипом «Родена», и конечно, нужно украсить периметр зеленью и цветами…

— Поэтому мы сейчас сидим здесь. — Глаза Карима следят за мной с любопытством. — Съезди на днях в «Камю». Знаешь такой ресторан?

Я не удерживаюсь от того, чтобы не окатить его порцией визуального снисхождения. Ну а кто не знает «Камю»? Его открыл приезжий зажиточный француз и за полтора года сделал одним из самых популярных столичных мест. Я бывала там пару раз с Милой. Чаще не могу себе позволить — ценник кусается как взбесившийся питбуль.

— Видимо, знаешь, — заключает Карим, правильно расценив мой взгляд. — Возьми подружку, чтобы не скучно было, и присмотрись, что и как у них устроено. Ваш ужин я оплачу.

— А парня можно с собой взять? — ехидничаю я.

Просто не удержалась, потому что Карим снова меня взбесил. «Возьми подружку, чтобы не скучно было». Думает, мне в ресторан больше сходить не с кем?

— Можешь пойти и с парнем, но за свой ужин пусть платит сам, — без улыбки отрезает Карим. — Я не богадельня для твоих ухажёров.

— Не ухажёр, а парень, — ласково уточняю я, мысленно потешаясь над тем, куда забрёл наш разговор.

Так-то у меня нет ни того, ни другого. Гостей ресторана, которые периодически зазывают на свидания, я в расчёт не беру. Во-первых, заводить отношения с клиентами непрофессионально, а во-вторых, большинство из них либо седые, либо с кольцом, либо с пузом. Ничего из вышеперечисленного мне не подходит. Очарованием седины я в свои двадцать четыре пока не прониклась, с женатыми по соображениям морали водиться не стану, а отсутствие торчащего живота — это мой личный пунктик. Я одержимый фанат твёрдого пресса. В своё время даже Карима дразнила, что если он разожрётся на своих эчпочмаках, то я его брошу. Хотя ему, конечно, не грозило. Я такие красивые кубики, как у него, только в кино видела.

— Закончила? — Карим мрачно зыркает на меня исподлобья. — Идём дальше. По меню…

Он продолжает шевелить ртом, но мой безукоризненный профессионализм внезапно даёт сбой, и я не слышу ни единого произнесённого им слова. По коже бегают мурашки, а в живот распирает от радостного предвкушения. Я знаю этот взгляд. Видела его тысячи раз, когда в шутку заигрывала с кем-то из его друзей или когда Карим заставал меня в окружении парней-одногруппников. Такое вообще возможно? Что он до сих пор меня ревнует?

6

— Мам, а хлеб есть? — Я оглядываю стол в поисках знакомой плетёной корзинки и машинально тру взбунтовавшийся желудок. — А то у тебя оливье такой забористый.

— Ага, — со смехом поддакивает Мила. — Забористо-майонезный. Мне тоже горбушку дай, когда найдёшь. Только маленькую, а то я на диете.

— В хлебнице поищи, Васюш, — отзывается мама и, щёлкнув пультом от телевизора, включает свой любимый канал с детективными сериалами. — Вроде что-то должно быть.