— Это я просто пытаюсь понять, не пахнет ли тут твоими бывшими любовницами, — фыркаю я, решительно топая в гостиную. — Имей в виду: найду чей-нибудь лифчик, каюк тебе, Исхаков.
— Ты ищи пока, а я пойду в душ, — ухмыляется он, щипая меня за задницу. — И не вздумай уснуть.
Я иронично поднимаю брови. Уснуть? Как бы не так. Мне-то благодарственный минет в машине никто не сделал.
На то, чтобы исследовать квартиру Карима на предмет женского присутствия, у меня уходит десять минут. На подушке не находится ни одного длинного волоса, под кроватью — никаких розовых носков или кружевного шарика трусов. Нет ни крема для рук, ни модного журнала. Дома у него, как и всегда, идеальный порядок — спасибо приходящей уборщице.
На всякий случай надо не забыть в ванной осмотреть расчёску. Если и там ничего — значит, можно быть спокойной и меня действительно никто не пытался заменить.
Поправив волосы возле зеркала, я возвращаюсь в гостиную и включаю телевизор. Пощёлкав каналами и не найдя ничего интересного, плюхаюсь на диван и прикидываю, в какой позе буду выглядеть наиболее соблазнительно. Не придумываю ничего оригинального и просто опираюсь на подлокотник спиной, предварительно изящно перекрестив ноги.
Карим выходит из душа через пятнадцать минут, к моему удовольствию одетый только в спортивные шорты. Я готова облизнуться. Блин, ну какой он, а? Любой спортивной модели фору даст.
— Отдыхаешь? — Смерив взглядом с ног до головы, он идёт ко мне.
Внутри что-то восторженно поджимается, и пульс начинает частить. Это потому, что я знаю: через каких-то пару минут у нас случится секс.
Карим по-хозяйски хватает меня за ногу, отчего поза роковой соблазнительницы рушится и я неуклюже сползаю головой на диванную подушку.
— Неандерталец, — фыркаю я, когда он, втиснув колено между моими ногами, ложится рядом.
Ничего не ответив, Карим затыкает мне рот поцелуем и дёргает пуговицу на моих джинсах. Сейчас я даже на кубики не готова отвлекаться — настолько растворилась в прикосновениях. От нетерпения ёрзаю, даже постанываю немного, помогая избавлять меня от футболки. «Вот да, да, тут», — попискивает внутренний голосок, когда ладонь Карима проталкивается под лифчик.
Сведя колени, я нетерпеливо трусь о его бедро влажным бельём, будто подсказывая: и вот тут, вот тут ещё!
Карим отстраняется и, не переставая гипнотизировать меня своими чернющими глазами, подносит к моему рту два пальца. Просит облизать.
Я послушно втягиваю их в рот, делая влажными, и выгибаюсь дугой, когда он проталкивает пальцы под резинку моих трусов. Там и так мокро как в парилке, но почему-то всё равно возбуждает.
Карим трахает меня рукой и неотрывно наблюдает реакцией. Как жмурюсь, как хватаю ртом воздух и гримасничаю от наслаждения. Сейчас ему точно никакую колкость от меня услышать не грозит. Голова вообще пустая.
— Хватит меня разглядывать, — сиплю я, кусая губу.
На это Карим молча приподнимается на локтях и спускает с себя штаны. Затаив дыхание, я смотрю, как он дважды проводит рукой по члену и направляет его между моих ног. С шумом охаю, когда он неторопливо вводит его в меня и, сжав ладонью грудь, начинает так же неторопливо двигаться. Входит до основания и выходит почти полностью, и ещё пальцами ласкает снаружи. Знает, что я так быстро кончу.
Я обычно, чтобы его поддразнить, что-нибудь пошлое говорю, — типа «Нравится меня трахать?» — но сейчас язык не поворачивается. Просто Карим так на меня смотрит… Раньше, когда я такой его взгляд на себе ловила, кожа сразу мурашками покрывалась. Он будто говорит, что любит меня — просто без слов.
28
Зря Карим переживал, что я опоздаю: просыпаюсь я даже раньше его по причине естественной нужды. Вчера времени не было ни воды попить, ни помочиться. Повторная экскурсия всё-таки была: мы заново исследовали и кресло, и подоконник, и даже бедный журнальный стол, у которого в итоге треснула ножка.
Я собираюсь тихонько выскользнуть из кровати, но зависаю, залюбовавшись на спящего Карима. Такое тепло в груди разливается, что девать становится некуда: сразу хочется погладить или поцеловать. Двух лет разлуки будто и не было. Смотрю на него, и смеяться хочется от переполняющего счастья.
Без Карима я, оказывается, и не жила по-настоящему. Вернее, жила, конечно, улыбалась и даже ела с аппетитом, но ощущалось всё не так. С ним каждая мелочь становится лучше и значимее хотя бы потому, что можно ему о ней рассказать. А ещё больше ни у кого нет такой улыбки, благодаря которой чувствуешь себя особенной. Потому что так Карим улыбается только мне.
— Ты когда спишь, смешно брови хмуришь, — шепчу я, тыча пальцем в складку на его переносице. — Так ты быстро станешь морщинистым, и я тебя разлюблю.
Карим сонно кривит лицо и, смахнув мою руку, продолжает спать. Мочевой пузырь уже в который раз намекает, что его терпение на исходе, поэтому приходится экстренно нестись в туалет.
Сидя на унитазе, я времени даром не теряю — следуя намеченному плану, изучаю расчёску. Остаюсь удовлетворённой: длинных волос на ней нет. Для закрепления результата несколько раз провожу зубьями по спутанным прядям, чтобы оставить на них свои ДНК. Собаки могут ногу задрать, чтобы пометить, а мне за неимением такой полезной опции приходится обходиться подручными средствами.
— Ну и кто кого разбудил, Исхаков? — усмехаюсь я, когда застаю Карима сидящим на кровати. — Вася-то ранняя птичка.
— Если ты ещё и завтрак приготовила, цены тебе не будет. — Зевнув, он смеривает взглядом мой лук: растрёпанные волосы и босые ноги, торчащие из-под его футболки.
— Не настолько ранняя.
Я плюхаюсь на кровать и моментально оказываюсь в его горячих объятиях. Карим зарывается лицом в мои волосы и слегка прикусывает шею, пока его руки похабно шарят у меня под футболкой.
— Нет-нет-нет! — Я упираюсь ладонями ему в грудь, сдерживая сексуальный натиск. — Мало времени. Идём пить кофе, а потом ты везёшь меня домой собираться. Владелец — жуткая зануда и постоянно придирается к внешнему виду.
— К твоим грязным рубашкам?
— Вот видишь! — Обличительно ткнув в Карима пальцем, я спрыгиваю с кровати. — Зануда, каких поискать.
Спустя пятнадцать минут мы завтракаем приготовленными мной бутербродами с сыром (мой фирменный рецепт из микроволновки) и пьём кофе. Глядя, как Карим без энтузиазма поедает хлеб, я всерьёз думаю, что было бы неплохо освоить готовку. Мама и бабушка-то у него прекрасные хозяйки, и будет несправедливо посадить Карима на диету из покупных пельменей и сухомятки просто потому, что ему не посчастливилось выбрать меня.
По возвращении домой выясняется, что обе рабочие рубашки испачканы, так что времени на сборы уходитнемного больше, чем планировалось. Одну из них приходится экстренно застирывать, а потом не менее экстренно сушить феном. Досыхает рубашка уже на мне, и Карим, судя по его скептическому взгляду, тоже это замечает. Хорошо хоть, ничего не сказал, потому что тогда бы мне пришлось огрызаться и испортить это чудесное утро.
Правда на этом казусы не заканчиваются. Дорогой выясняется, что в стремлении поскорее заполучить свой долгожданный секс, я напрочь забыла о пирогах Фирузы-апы. Они всю ночь провели в душном багажнике и, конечно, испортились.
— Вот что тебе сложно было напомнить о них? — сокрушаюсь я, расстроенно глядя на Карима.
Он и ухом не ведёт. В его понимании, помнить о таких вещах, как и выключать плиту, — исключительно женское дело.
А на десерт наш совместный приезд в «Роден» видят сразу несколько официантов и Ольга, шеф-кондитер. Я ещё из машины выйти не успеваю, как они начинают перешёптываться.
Для себя я приняла решение во что бы то ни было сохранять профессионализм и не позволять нашим вновь начавшимся отношениями влиять на рабочий процесс. Поэтому, едва переступив порог «Родена», сразу перехожу на деловой тон и спрашиваю у Карима, когда ему будет удобно обсудить сезонное меню, введённое к открытию террасы. Он отвечает, что после обеда, потому что через час уедет по делам.